Зажав партизан и десантников в огненном кольце, гитлеровцы готовились к последнему натиску, последнему нажиму. Казалось, что судьба сражавшихся за мост бесповоротно решена. Партизаны и сами понимали, что смогут продержаться от силы каких-нибудь полчаса. Кончались боеприпасы. Все меньше оставалось их самих. Но тут, как это случалось только на войне, произошло чудо.
Совершив в тылу врага стремительный бросок вдоль железнодорожной линии, наш танковый десант подоспел к мосту в самый критический момент. Когда защитникам моста уже казалось, что врага не остановить, за спиной у фашистов вдруг загрохотали выстрелы, и на берегу речушки, где сосредоточились бронетранспортеры, один за другим начали рваться снаряды.
Бой закончился быстро. Мост был сохранен. А потом по настилу, уложенному вдоль его металлического пролета, прогромыхали сотни машин, проехали тысячи солдат. И никто из них тогда не обратил особого внимания на высокий холм свеженабросанной земли, который сразу же после боя вырос на месте бывшего дзота. Все понимали, что это обыкновенная братская могила, каких в ту пору немало встречалось повсюду, где проходила война.
Плотный, широкоскулый, с большими залысинами на седеющей голове мужчина мягко положил руку на плечо водителя и сказал:
— Спасибо, сынок. Отсюда мы, пожалуй, пешочком дойдем.
Сказал и посмотрел на своих попутчиков. Один из них, тот, что был посмуглее лицом, согласно кивнул:
— Конечно!
Сидевший тут же, в машине, переводчик перевел то, что сказал широкоскулый. Машина послушно остановилась. Из нее вышли четверо: бывший сержант Егор Егорович Борисов, бывшие рядовые Тофик Галиев и Ашот Саркисян. Четвертым был переводчик — такой же молодой, как водитель, парень. Водитель достал из багажника большую корзину с цветочной рассадой. Вместе с переводчиком они понесли ее за гостями.
Шли молча, с любопытством оглядывая все по сторонам. Мало что изменилось в этом болотистом уголке. Но воронки от снарядов и мин заросли. Их уже совсем нельзя было различить. Дошли до поворота речушки и сразу увидели красный мост.
— А тогда вроде серый был, — заметил Борисов.
— А по-моему, коричневый, — понимая, о чем он говорит, ответил Саркисян.
— Маленький. А народу сколько за него легло! — сказал Галиев.
Прошли еще немного. Левее моста появился холм. Вокруг него стояли люди, человек двести, а может, и больше. А над всеми ними возвышался каменный обелиск, наполовину закрытый белым покрывалом.
— Гляди-ка, какой отгрохали! — даже удивился Борисов.
— Давай быстрей. Ждут ведь, — поторопил друзей Галиев. — Терпеть не могу опаздывать.
Все прибавили шагу. От толпы отделился высокий человек старше средних лет и быстро пошел навстречу гостям.
— А ведь это Берек, — взволнованно сказал Саркисян. — Вот молодец, и время его не берет. Такой же!
— Не скажи. Когда прошлый раз приезжали, вроде похудей был, — заметил Борисов.
— Конечно. И он не молодеет, — сказал Галиев. Они встретились и расцеловались, старые боевые друзья. И поспешили к обелиску. Начался митинг.